Интервью с Эдди Оппом, человеком который много лет возглавляет фотослужбу ИД Комерсанта

фото. Эдди Опп "Комерсантъ"

В начале 90-х в Москве было не так много американцев, они считались экзотикой. Приезжали сюда на поиски приключений и составили достаточно интересную колонию. Эдди Опп не такой, как все: он обрусел, для него Россия — «подарок от Бога». В новой стране Эдди стал видным российским фотографом, получил самые солидные призы. А после сделал карьеру менеджера, и весьма завидную: уже десять лет он командует фотослужбой ИД «Коммерсантъ». Разговор с Эдди Оппом в постановке и редактуре Игоря Свинаренко рекомендую к прочтению. Для начала фрагмент: ЭО: …В России нет морали, а есть совесть. Совесть — это эмоции, это чувство к ближнему, а мораль — это чувство к незнакомому. Мораль — это более хладнокровные правила жизни. А совесть — это, блин… Она тебя мучит, когда ты обижаешь свою бабушку. Или друга. Совесть есть и у собаки. А мораль — это отстранен­ное правило жизни…

ИС: Эдди! А еще американцы не любят Путина. - ЭО: Долгое время я сам был против многого из того, что делает Путин. И только в последние полтора года я понял, что Путин — это самое то.

- Ты отражаешь настроения американских избирателей, когда хвалишь Путина? - Нет, это моя личная позиция. Путин — это самый правильный пред­ставительский руководитель для Рос­сии. Другого сейчас быть не может. А что, ты хочешь туда поставить Явлин­ского?

- Явлинского не хочу. Но у меня к тебе такой вопрос. Связано ли твое одобрение Путина с тем, что издательский дом, где ты работаешь, купил олигарх Усманов, чрезвычайно лояльный к Кремлю человек? - Ну, конечно, нет.

- То есть никак не связано? - Никак.

- Ответ принят. А теперь правильный ответ! Ха-ха-ха! - Перестань. И еще это не связано с тем, что мне могут визу не дать. При Ельцине такого быть не могло, чтоб мне не дали визу, если я сказал какую-то херню про Ельцина. А при Путине такое быть может. Если я скажу что-то лиш­нее…

- А ты не говори лишнего. - И тем не менее я говорю, что думаю: Путин — это самое правильное решение для России. Потому что Путин…





АМЕРИКАНЦЫ -ТУПЫЕ?

- Эдди! Тебя, наверно, часто спрашивают: «А почему американцы такие тупые?»

- Не спрашивали никогда.

- Не может быть!

- Не спрашивают. Потому что никто не думает, что американцы тупые.

- Ошибаешься. Думают. Об этом у нас часто говорят.

- Что, тупые прямо? Умные русские могли бы так поду­мать, но не средние же…

- Для тебя это, значит, новость. Это, наверно, потому, что вокруг тебя вежливые люди.

- Американцы — они не тупые, они просто скучно живут. И образование у них хуже. Там любознательность перестала иметь значение. Говорят, что хороший худож­ник — голодный художник. Там художник уже не голод­ный, и ему ничего не надо. Он там может кайфовать и есть бутерброды с икрой. Такой способ жизни, как в США — это не исключительно американский атрибут, а атрибут хорошо работающей страны. Это просто волна современ­ной жизни, которая достигла Америки в первую очередь. Но эта печальная участь постигнет и Россию, когда она разбогатеет. Чем больше Россия будет работать, тем боль­ше она будет похожа на Америку.

- Среди экспатов, живущих в Москве, я встречал мнение, что аме­риканец, если он не идиот, в Штатах не будет жить ни за что, а только в Москве.

- Ну, понятное дело. Я согласен. Ну, может, не в Москве, а в Питере, например (очень красивый город), но точно не в Америке.

- Ты с земляками, кстати, тусуешься на чужбине?

- Нет. Я тут не вижу американцев, я не знаю, где их найти.

- Многие наши эмигранты-репатрианты, да и ваши, которые тут живут, говорят, что основная причина переезда в Россию — это бабы. Там у вас бабы слишком политкорректные.

- Более того: в Америке женщин нет. Давно. Женщина там превратилась в человека. Ничего хорошего в этом нет… Там нет мужчин и женщин, а есть только люди.

- И порно у вас холодное, бездушное, бездуховное.

- Я видел российскую порнуху, она веселая. Но сделана халтурно.

- Там видно человеческое! А в американской — не видно.

- А почему порно должно отличаться от других прояв­лений культуры?

- Действительно…

ДЕМОКРА-А-ТИЯ

- Эдди! Раньше вас попрекали тем, что вы негров вешаете. И во Вьетнаме зверствуете. А теперь вот Ирак. Куда вы принесли демо­кратию. Давай, выскажись по этому поводу. Настало время объяс­ниться!

- Есть статистика. Шестьдесят процентов американцев хотели завоевать Ирак и изменить там образ жизни. Сорок процентов этого не хотели. Шестьдесят по-прежне­му хотят изменить Ирак, но не хотят в это играть, потому что иракцы палят по американским солдатам…

- Вот она, мораль цивилизованного общества! 0 которой ты столь­ко говорил.

- …и половина этих шестидесяти процентов уже не хочет воевать. И в итоге семьдесят процентов — против войны. Одни вообще против этой войны, а другие против потому, что не удалось сразу и без потерь победить.

-Ну и?

- В чем Запад виноват — и Америка в первую очередь — это в идее, что весь мир хочет жить так, как американцы и европейцы. Они думают, что все хотят демократии. А это заблуждение.

- Да. Демократия у нас не нужна.

- Это просто. В какой-то момент Западу казалось, что Россия была похожа на западного ребенка. Она была как Запад. Западу было интересно смотреть на своего нового ребенка, на него возлагали какие-то надежды… Думали, надо с ним пока понянчиться, а со временем он станет хорошим товарищем. Но после Россия стала возвращать­ся к своим корням. Надежды ельцинской эпохи были лож­ными. Хотя ничего плохого в этом нету…

РУССКИЕ — ДИКИЕ?

- Эдди! А почему ты тут все-таки задержался? Потому что тебя взяли в фотографы в серьезную фирму, а там, в Штатах, ты работал официантом?

- Да, работал в свое время. Что плохого? Общение с людьми, деньги платят… Мне нравилась эта работа.

- Ну так иди и тут работай официантом.

- У меня сейчас есть другая работа. Не хуже. Мне про­сто нравится в России!

- Что именно?

- Вообще я русофил, мне нравится русская культура. Мне нравятся открытость, живость, спонтанность. Запад­ному человеку это все очень симпатично, он к этому при­спосабливается и что-то перенимает… Моя жизнь в России очень меня обогатила. В России человек виден больше, чем в Америке, правильно?

- Ну-ка, ну-ка, расскажи об этом…

- Я думаю, что это очевидный факт, всем это извест­но… Вообще же российская культура поведения прими­тивна, примитивна не в плохом смысле, а просто в науч­ном смысле.

- Ну, мы — дикая страна!

- Дикая — это уже оценка! Я же о примитивности. Примитив можно оценить не как минус, а как плюс. Допу­стим, какие-то цивилизованные слои, которые лежат на людях западной культуры, очень сковывают человека; и это что — плюс? Нет. Как себя вести, забота о манерах, хороший тон — в России об этом мало думают. Что люди хотят сказать, то и говорят. Это дает, на мой взгляд, более раскованную жизнь. Люди живут больше.

- Больше? Да у нас средняя продолжительность жизни только-только за шестьдесят лет перевалила!

- Не дольше, а больше. Больше жизни тут! Тут люди живут, а там — функционируют. В России хуже функцио­нируют, но живут хорошо. Но при этом Россия — высоко­культурная страна. Российская культура сложна и интерес­на. То есть Россия не цивилизованная страна, но высоко­культурная. Получается одно бесконечное pajama party. Я нахожу, что в России жить лучше, чем на Западе. Хотя я недавно обнаружил, что мне стали нравиться немножко цивилизованные удобства американские. Там просто так удобно, так налажено все… Я думал, думал и понял, что Америка все-таки место неплохое. Там очень много хоро­шего.

- Это возрастное у тебя. Америка и правда страна пенсионеров, рай для старичков.

- Ну почему же… Считается, что с возрастом человек становится более терпимым. Но не факт. Несмотря на то что здесь полный кайф и живут здорово, в смысле откры­то, с интересом, я замечаю, что у меня кончается терпение к глупостям. А глупостей в России много. Глупости надое­дают… Игорь, я помню, ты писал о сходстве русских с неграми, я согласен с этим на сто процентов.

- Да, негры тоже безответственные, простодушные…

- …и живут сегодняшним днем. Не планируют на зав­тра жизнь. Расслабленные…

- …и думают, что все им должны.

- Точно, есть такой момент.

- Вот еще о разнице стран. В России тебя, как известно, два раза ограбили — обчистили квар­тиру и после на улице отняли сто долларов, четыре тысячи рублей и мобильный телефон. А в Америке сколько раз?

- Ни разу.

- Там, значит, логово желтого дьявола, холодные бездушные люди, а тут веселые высококультур­ные русские ребята тебя ограбили. Вот оно как… Ты сопротивлялся?

- Нет, конечно! Я никогда ни с кем не дерусь.

- Это ты так проявляешь политкорректность?

- Нет, просто я считаю, что драться глупо, это идио­тизм. Драться? Ради чести? Зачем ломать себе какой-то палец или даже руку из-за какого-то дурака? Можно сломать даже ногу и хромать всю жизнь. Пусть берут деньги и идут, что им доказывать что-то?

- То есть в этом ты русских еще не понял.

- Нет, ну почему, я могу тоже горячо. У меня не только ведь немецкая кровь, но и ирландская, и я могу горячо к чему-то относиться. Но когда речь идет о том, чтоб что-то себе сломать…

- У меня такое чувство, что у тебя со страховкой проблемы.

- У меня обычная корпоративная страховка. Я пытался получить дополнительную страховку в Штатах, но это сложно, если ты там не работаешь.

- Вот скажи, Эдди… Ты вроде как боишься что-нибудь сломать, вол­нуешься из-за страховки. Но ведь ты сделал себе имя на репортажах со штурма Белого дома, на поездке в Буденновск… Нет тут противоре­чия? Ты думал тогда о том, что тебе могут оторвать голову? Насколько это тебя беспокоило? Расскажи-ка подробней про опасности и геро­изм и роль страховок. Чтоб с тобой было, если б в Чечне тебе оторвало ноги? Или тебя взяли бы в заложники? Кто платил бы выкуп?

- О собственном героизме говорить нечего. А опасно­сти, естественно, были. Я просто считал, что личный опыт, приобретенный от увиденного там собственными глазами, был важнее безопасности. К тому же можно сделать хоро­шую, значимую фотографию, в том числе и для публика­ции. Это важно. И на первой войне, как помнишь, журна­листов в заложники не брали. Тогда федералов все боялись.

- Эдди! Одно из отличий между нашими двумя народами в том, что русские не очень работящие.

- Да. Если тебе нужен хороший результат, то американ­цы — это самое то. Они как роботы. Они очень хорошо работают. А русские гениально творят, но работают хрено­во. Но хорошая работа — это самоцель, что ли?

- Гм, действительно… Разве в этом смысл жизни? Русские — это нация господ, философов и воинов. А так можно нанять кого-то, и пусть себе работают…

- Пятьсот лет назад можно было нанимать кого-то, люди, например, копали, и это поднимало экономику.

А сегодня копать недостаточ­но. Надо организовать.

- Вот и тебя, американца, взяли, чтоб ты все организовал, чтоб был результат.

- Нет, не это было причи­ной. Просто появился запад­ный человек, вот меня и взяли. Меня взяли не потому, что у меня больше организа­торских способностей, а пото­му, что плохо лежал.

МОРАЛЬ

- Эдди! Ты в Бога веришь?

- Куда?

- В Бога, спрашиваю, веришь?

- Ну конечно. В Бога как можно не верить?

- Но ты понимаешь, что русский Бог и американский — это… чуть не сказал «два разных человека».

- Оба они не то. Как гово­рил кто-то из европейских философов, «твой Бог слиш­ком мал для меня». Человек себе придумывает Бога, когда не удается найти другого отве­та на сложную проблему в жизни. Когда понимает, что не может объяснить собствен­ной смерти. Бог появляется от непонимания. И больше ни от чего. У людей умных Бог посложнее, у менее умных — попроще.

- Эдди! Расскажи, пожалуйста, историю про то, как в 1994 году в Москве ты спасал женщину от насильников. Этот случай, кажется, даже в сводки милицейские попал.

- Это было так. В четыре утра слышу крик на улице: «Люди, помогите!» Крик был вправду ужасный. Я надел штаны, кроссовки, схватил нож и выбежал на улицу.

- Выбежал один американец, а больше никто. Ты подумал про своих русских соседей «вот пидорасы!»?

- Ну что я, дурак, что ли, такое думать? Женщин везде насилуют, не только в России.

- Но почему русские не выбежа­ли, а выскочил американец? Вот что важно. А ты чувствовал себя Рэмбо?

- Нет, я чувствовал, что надо что-то делать.

- И все-таки опиши свои мысли по этому поводу.

- Как тебе объяснить? В России нет морали, а есть совесть. Совесть — это эмоции, это чувство к ближнему, а мораль — это чувство к незнакомому. Мораль — это более хладнокровные правила жизни. А совесть — это, блин… Она тебя мучит, когда ты обижаешь свою бабушку. Или друга. Совесть есть и у собаки. А мораль — это отстранен­ное правило жизни.

- Так-так. Значит, совесть — одно, а мораль -совершенно другое. Одно у нас есть, а другого нет…

- Совесть мучит, когда человек насилует знакомую женщину. А когда незнакомую, тогда его мучит мораль. Понятно?

- И ты об этом обо всем думал, когда с ножом побежал.

- Не думал. Но я знаю, что русский человек очень неэгоцентричен по отно­шению к близким, а к неблизким очень эгоцентричен.

- Это обычная племенная мораль.

- Конечно, — говорит он с облегче­нием. Ему, кажется, приятно, что разго­вор идет не к драке, просто люди обме­ниваются мнениями и не переходят на личности. Я сам не люблю спорить с русскими, они часто обижаются и пере­ходят на уровень дискуссии «сам дурак». Эдди продолжает:

- Конечно, племенная! Поэтому хули на это реагировать каждый раз. Это и есть примитивная цивилизация. Вот и все! А если накладываются слои циви­лизации на человека, он становится более моральным. Но это не обязатель­но хорошо.

- Гм… Значит, ты выбежал на улицу с оружи­ем в руке…

- С ножом. Побежал… И вижу, на дороге стоит женщина в разорванном платье. Уже никакая. Я подбегаю: «Что случилось?» Мужчины, говорит, приста­вали. Она трясется, плачет, в истерике. И в этот момент — о чудо! — появилась милицейская машина. Менты видят женщину в порванном платье, а рядом полуголый мужик с ножом…

- По идее, они должны были тебя побить и упаковать.

- Да-да, а потом разбираться. Но они почему-то выслушали меня и побежали ловить хулиганов. Одного из нападав­ших поймали.

НАЛОГИ

- Игорь, чтоб ты понял, о чем я, приведу такой пример морали. Вот у меня в этом году превысился доход, он достиг такой суммы, что теперь я должен платить налоги не только в России, но и в Штатах. Теперь я заплачу в Аме­рике тридцать тысяч долларов дополнительно к тем нало­гам, которые я по закону плачу в России. Я мог бы смол­чать, скрыть это, но я считаю, что надо платить. В России же маленький налог, тринадцать процентов — это позор! Состоятельные люди должны платить больше! А у нас в Америке при такой зарплате, как у меня, на налоги уходит тридцать процентов. Вам давно уже пора переходить на прогрессивную налоговую систему. Ну, хотя бы двадцать процентов платить. Почему уборщица платит тринадцать процентов и я тринадцать? Я за то, чтоб были ясные отно­шения. Я предлагаю повысить налоги и уменьшить взятки. Теоретически, если платить больше налогов, можно повы­сить зарплату чиновникам и потом сажать их за взятки.

- Вот именно — теоретически.

- Я верю все-таки в то, что можно построить что-то хорошее! Я за то, чтоб богатые платили больше, чем бедные.

- И наших чиновников немедленно замучит совесть. Или даже мораль.

- Мы все знаем, что большая часть налогов идет нале­во. Ну и что с того?

Дальше мы начинаем орать и перебивать друг друга. Я ругаюсь матом и крою наивных американцев, он возму­щается, что я не понимаю простых вроде вещей. Все, что я могу по этому поводу ска­зать, любой читатель легко сформулирует без моей под­сказки. А вот доводы слегка обрусевшего американца могут показаться любопыт­ными.

- Зачем выгонять или ссылать чиновника N.? Он среднестатистический чело­век. Его положение займет человек такой же или еще менее моральный. Люди у власти — это представители своего народа… Русский гра­бит по мере своих возмож­ностей… Это я не осуждаю, потому что это часть жизни, часть общей культуры. Ну, есть люди, которые не грабят, но их меньшинство. Поэтому что толку осуждать N.? И его жену, которая вдруг стала обладательницей огром­ного капитала? Уменьшение грабежа и размера взяток — это одно, а налоги — другое, эти вещи не пересекаются… Поднять налоги, если люди перестанут грабить? Тупико­вая ситуация…

- Понимаешь, американцы сидят себе тихо и скромно. И особо не воруют. Китайцы воруют, но их за это расстреливают. Ты предлагаешь третий путь. Ну, понятно, про русских все так думают, что им надо, чтоб не как у всех — воровать много и не расстреливать.

- Нет…

- Ты просто экстремист. Это как бороться против войны в Ираке, но при этом увеличивать финансирование армии, сажать антивоен­ных активистов и еще платить по сто долларов за скальп иракца.

- Ты сам не веришь в то, что говоришь. Ты сам понима­ешь, что надо начинать с себя. Начни с себя, тогда у тебя будет моральное право требовать с других. Бедные рабочие платят столько же, сколько богатые люди — это же позор! Неужели вбелую сейчас платят только из страха, чтоб не посадили? А мораль? Вот лично я с завтрашнего дня согласен платить двадцать пять процентов налогов! Спокойней спать теплые края… Неужели тебя устраивают эти тринадцать процентов?

ПУТИН?

- Эдди! А еще американцы не любят Путина.

- Долгое время я сам был против многого из того, что делает Путин. И только в последние полтора года я понял, что Путин — это самое то.

- Ты отражаешь настроения американских избирателей, когда хвалишь Путина?

- Нет, это моя личная позиция. Путин — это самый правильный пред­ставительский руководитель для Рос­сии. Другого сейчас быть не может. А что, ты хочешь туда поставить Явлин­ского?

- Явлинского не хочу. Но у меня к тебе такой вопрос. Связано ли твое одобрение Путина с тем, что издательский дом, где ты работаешь, купил олигарх Усманов, чрезвычайно лояльный к Кремлю человек?

- Ну, конечно, нет.

- То есть никак не связано?

- Никак.

- Ответ принят. А теперь правильный ответ! Ха-ха-ха!

- Перестань. И еще это не связано с тем, что мне могут визу не дать. При Ельцине такого быть не могло, чтоб мне не дали визу, если я сказал какую-то херню про Ельцина. А при Путине такое быть может. Если я скажу что-то лиш­нее…

- А ты не говори лишнего.

- И тем не менее я говорю, что думаю: Путин — это самое правильное решение для России. Потому что Путин…

- Прекрасные формулировки. Литые. Очень красивые.

- …потому что Путин олицетворя­ет свою нацию. Это же не случайно, что у него такой высокий рейтинг. Не учреждать же тут западный либера­лизм… Страна не готова. Народ живет, и пусть живет, как хочет жить. Единственная у меня претензия к Путину такая: чтобы он не только отражал свою нацию, но и чтоб как-то ее вел в моральном плане. Нужна еще высокая моральная планка.

- Эдди! Я вспомнил твою концепцию, которую ты мне излагал в свои первые годы жизни в Москве. Новая страна — соответственно новый язык, новые девушки, новая профессия. После Франции (лите­ратура), Швеции (программирование) и России (с которой все понят­но) ты планировал уехать в Китай и изучать там медицину. А заодно китайский язык и местных девчонок.

- Что-то я про Китай не помню… Но, во всяком случае, я туда пока ехать не планирую. Если ехать, то куда-то в теплые края… Испания… Остров какой-нибудь… Эх! Но пока у меня нет планов менять свою жизнь.

Справка: Эдди Опп (полная фамилия — Оппенгеймер)

Родился в 1957 г. в г. Вичита-Фоллз (Wichita Falls), штат Техас, США. Учась в школе, работал фотографом местной газеты The Herald and News. Хотел стать профессиональным гитаристом, но повредил сухожилие на руке и музыку оставил. Высшее образование получил в Lewis and Clark College, закончив его в 1980 г. по специальностям «экономика» и «французская литература». Работал в США и Швеции аналитиком по статистике и маркетин­гу, программистом. В 1990 г. приехал в Ленинград и там в уни­верситете учил русский язык. («Я чуть не упал от впечатлений, увидев этот город. Я влюбился в него, в его архитектуру, в деву­шек и решил тут остаться».) В 1992 г. переехал в Москву, где получил работу фотокорреспон­дента в газете «Коммерсантъ». В 1994 г. за репортаж «Штурм Белого дома» стал лауреатом конкурса World Press Photo. Уйдя из «Коммерсанта», одно время был free lance и печатался в Time, Washington Post, The New York Times, The Financial Times, Paris Match, The Sunday Times, Dagens Nyheter. В 1996 г. стал призером российского конкурса «Интерфото» за репортаж «Захват Буденновска» и портрет Бориса Ельцина. С 1998 г. — директор фотослужбы издательского дома «Коммер­сантъ». В 2003 г. получил приз «Золотой глаз России» за «собы­тийные репортажи в экстремаль­ных условиях и неоценимый вклад в российскую профессио­нальную фотографию».